Владимир Файнберг ^{писатель}

Владимир Файнберг:

Отец Александр смертельно уставал от той жизни, которую — особенно в последние годы — он вёл. Выступая на стадионах, по телевизору, ведя службу в церкви, занимаясь своими книгами, он порой приезжал ко мне, опускался напротив моей оранжерейки на стул, говорил: «Давайте помолчим немножко, я полюбуюсь на ваши цветы и немножко отойду». Я видел, что ему позарез нужно отдохнуть. Когда-то он рассказывал, что ездил в Коктебель, но после того, как в квартире, которую он снимал, КГБ произвело обыск, он понял, что не может подводить людей и перестал туда ездить, хотя Коктебель обожал. У меня выдалось два лета подряд, когда я мог его брать с собой. Первое лето была поездка по Средней Азии — Самарканд, Хива, Бухара. Это заняло почти месяц. И я видел, что этот человек на самом деле не умеет отдыхать, а если бы его заставили под дулом пистолета, он бы умер. Потому что он каждую свободную минуту брался за авторучку, бумагу, работал, в перерывах с удовольствием беседовал в чайханах с мусульманами, осматривал мечети, почтительно разговаривал с муллами, которые почитали его за ученого человека. И он говорил: «Как я прекрасно отдохнул!» Как ребенок радовался. «Как я прекрасно отдохнул!...»

Второе лето мы провели на Каспийском море на турбазе в Дербенте, где нам предоставили комнату в отдельно стоящем от всего гвалта доме. Отец Александр сказал, когда приехал: «Я буду ежедневно бегать, потому что мне надо сбросить лишний вес, будем плавать». И действительно поначалу я видел с балкончика, как он, в безрукавке, спортивных шароварах, бежит и машет мне издали. Но потом он работал, он взял с собой кучу богословских книг, он писал свою библейскую энциклопедию, библейский словарь. Даже когда он не писал (было несколько дней, когда ему не работалось), он беспокойно очень ходил, о чем-то думал, жаловался мне, что пропал день. Но надо сказать, что когда мы возвращались домой, то все изумлялись, как он помолодел, исчезли мешки под глазами. Он был заряжен энергией. Ему очень нужно было море и солнце. Перед ним никогда не стоял вопрос — имеет право священник отдыхат, или нет. Хотя бы, я думаю, потому — что он всегда оставался тем, кем он был.



Яков Кротов:

Христианство многому может научить современный мир — именно когда речь идет об отпуске. Потому что, когда еще не было отпусков, уже было паломничество, а ведь и это — отпуск, в самом буквальном смысле слова. Человек освобождается от всего, иногда в буквальном смысле продавали все имущество и шли пешком в Иерусалим. Многие церковные деятели, святые далеко, между прочим, не всегда одобряли паломничество. Святой Иоанн Златоуст говорил: есть деньги пойти в Иерусалим? Не иди, дай эти деньги нищим, им нужнее. Так же говорил и наш замечательный православный литератор Николай Семенович Лесков: есть сиротки, о них позаботься, чего идти в Киев к святым Печерским угодникам. И, тем не менее, в этой позиции всегда, казалось, есть что-то неправильное. Именно церковное паломничество, церковные ретриты (сейчас это английское слово вошло в русский язык среди христиан), то есть отпуск во имя организованного отдыха, — это пример того, как можно и нужно организовывать свой отдых, свой отпуск. Между тем, хорошо известно, что далеко не каждый человек любить организованный отпуск. Действительно ли отпуск нуждается в том, чтобы его организовали? Вопрос об отпуске в этом с смысле в конце концов модель отношения к церкви вообще. Потому что многие люди говорят: мое отношение с Богом, мои отношения с неведомым — это мое интимное дело, не надо меня тут организовывать, не надо меня толкать в стадо, я сам разберусь. Это моя интимная жизнь, опустите меня, я сам с Царством Божьим налажу какие-то контакты. Так и наш отпуск, наше паломничество к источнику жизни, к Богу, нужно ли его организовывать?